Неточные совпадения
Происходили беспрерывные совещания
по ночам; там и сям прорывались одиночные случаи нарушения дисциплины; но все это было как-то до такой степени разрозненно, что в конце концов могло самою медленностью процесса возбудить подозрительность даже в таком убежденном идиоте, как Угрюм-Бурчеев.
На другой день сразу было 3 грозы. Я заметил, что
по мере приближения к морю грозы затихали. Над водой вспышки молнии
происходили только в верхних слоях атмосферы, между облаками. Как и надо было ожидать, последний ливень перешел в мелкий дождь, который продолжался всю
ночь и следующие 2 суток без перерыва.
А в зале, где разместили на
ночь подростков, они повскакали с разостланных на полу пуховиков и в одних рубашках, с криком и хохотом, перебегают из конца в конец
по неровной поверхности, образуемой подушками и перинами, на каждом шагу спотыкаясь и падая. При этом
происходит словесная перестрелка, настолько нецеломудренная, что девушки, стоящие у рукомойников, беспрестанно покрикивают...
Немец чего-то не договаривал, а Галактион не желал выпытывать. Нужно, так и сам скажет. Впрочем, раз
ночью они разговорились случайно совсем
по душам. Обоим что-то не спалось. Ночевали они в писарском доме, и разговор
происходил в темноте. Собственно, говорил больше немец, а Галактион только слушал.
В эту самую минуту
происходило то, что снилось ему в эти два месяца только
по ночам, в виде кошмара, и леденило его ужасом, сжигало стыдом:
произошла наконец семейная встреча его родителя с Настасьей Филипповной.
Кожин только посмотрел на него остановившимися страшными глазами и улыбнулся. У него
по странной ассоциации идей мелькнула в голове мысль: почему он не убил Карачунского, когда встрел его
ночью на дороге, — все равно бы отвечать-то.
Произошла раздирательная сцена, когда Кожина повели в город для предварительного заключения. Старуху Маремьяну едва оттащили от него.
Дома мои влюбленные обыкновенно после ужина, когда весь дом укладывался спать, выходили сидеть на балкон.
Ночи все это время были теплые до духоты. Вихров обыкновенно брал с собой сигару и усаживался на мягком диване, а Мари помещалась около него и,
по большей частя, склоняла к нему на плечо свою голову. Разговоры в этих случаях
происходили между ними самые задушевнейшие. Вихров откровенно рассказал Мари всю историю своей любви к Фатеевой, рассказал и об своих отношениях к Груше.
Таким образом, и княжна очень скоро начала находить весьма забавным, что, например, вчерашнюю
ночь Иван Акимыч, воротясь из клуба ранее обыкновенного, не нашел дома своей супруги, вследствие чего
произошла небольшая домашняя драма, по-французски называемая roman intime, [интимный роман (франц.).] а по-русски потасовкой, и оказалось нужным содействие полиции, чтобы водворить мир между остервенившимися супругами.
С некоторого времени хозяин стал тих, задумчив и все опасливо оглядывался, а звонки пугали его; иногда вдруг болезненно раздражался из-за пустяков, кричал на всех и убегал из дома, а поздней
ночью возвращался пьяным… Чувствовалось, что в его жизни
произошло что-то, никому кроме него неведомое, подорвало ему сердце, и теперь он жил неуверенно, неохотно, а как-то так,
по привычке.
Но обиднее всего было то, что
происходило в Куриловке на постройке; там бабы
по ночам крали тёс, кирпич, изразцы, железо; староста с понятыми делал у них обыск, сход штрафовал каждую на два рубля, и потом эти штрафные деньги пропивались всем миром.
Концерт над стеклянными водами и рощами и парком уже шел к концу, как вдруг
произошло нечто, которое прервало его раньше времени. Именно, в Концовке собаки, которым
по времени уже следовало бы спать, подняли вдруг невыносимый лай, который постепенно перешел в общий мучительнейший вой. Вой, разрастаясь, полетел
по полям, и вою вдруг ответил трескучий в миллион голосов концерт лягушек на прудах. Все это было так жутко, что показалось даже на мгновенье, будто померкла таинственная колдовская
ночь.
Вчера
ночью интересная вещь
произошла. Я собирался ложиться спать, как вдруг у меня сделались боли в области желудка. Но какие! Холодный пот выступил у меня на лбу. Все-таки наша медицина — сомнительная наука, должен заметить. Отчего у человека, у которого нет абсолютно никакого заболевания желудка или кишечника (аппенд., напр.), у которого прекрасная печень и почки, у которого кишечник функционирует совершенно нормально, могут
ночью сделаться такие боли, что он станет кататься
по постели?
Пошел Кузьма, спрашивал всех встречающихся, наведывался
по дворам нет Ивана Ивановича. Вся беда от того
произошла, что я забыл то место, где его дом, и как его фамилия, а записку в сердцах изорвал. Обходил Кузьма несколько улиц; есть домы, и не одного Ивана Ивановича, так все такие Иваны Ивановичи, что не знают ни одного Ивана Афанасьевича. Что тут делать? А уже
ночь на дворе.
Скоро, впрочем, и
по утрам стало повторяться то же, что
происходило в исключительные ночные часы, но только с большею желчью, чем
по ночам, со злостью вместо раскаяния, с насмешкой вместо умиления.
Будочник прислушивался. В темноте с разных сторон, на разные голоса стучали трещотки, лаяли собаки. Темнота кипела звуками… Сомнения будочника исчезали. Огонек в окне угасал, и будка становилась явно нейтральным местом
по отношению ко всему, что
происходило под покровом
ночи… Трещотки постепенно тоже стихали… Успокаивались собаки… Ночные промышленники спокойно выходили «на работу»…
Весенний беспорядок — шумный, торопливый, сорный — воцарился в лесах, полях и на дорогах — точно дружная, веселая суета перед большим праздником
происходила в природе. Как чудесно пахли
по ночам земля, ветер и, кажется, даже звезды!
Что
произойдет тогда, он не знал, и не смел, и не мог думать. И всегда он чувствовал ее близость. Она ходила
по лесу в своей барашковой, сдвинутой набок шапочке, она пряталась под столом, под кроватями, во всех темных углах. А
ночью она стояла у его дверей и тихонько дергала ручку.
Следующею же
ночью я крепко заснул под скрип полозьев, как вдруг меня разбудила странная возня. С трудом высвободившись из-под барахтавшихся в возке моих провожатых и прижавшись в угол, я зажег спичку. Чепурников пыхтел и отчаянно тормошил Пушных, который,
по обыкновению, только мычал, не давая себе отчета в том, что с ним
происходит.
— Н-да-с, не дурно! Селедками, например, кормили и пить не давали… в нетопленой комнате
по трое суток сидеть заставляли… спать не давали. Чуть ты заснешь, сейчас тебя уж будят: «пожалуйте к допросу!» А допросы все, надо вам сказать, все
ночью у них
происходят. Ну-с, спросят о чем-нибудь и отпустят. Ты только что прилег, опять будят: «еще к допросу пожалуйте!» И вот так-то все время-с!
Но подивитесь же, какая с самим с ним
произошла глупость:
по погребении Катерины Астафьевны, он, не зная как с собой справиться и все-таки супротив самой натуры своей строптствуя, испил до дна тяжелую чашу испытания и, бродя там и сям, очутился
ночью на кладбище, влекомый, разумеется, существующею силой самой любви к несуществующему уже субъекту, и здесь он соблаговолил присесть и, надо думать не противу своей воли, просидел целую
ночь, припадая и плача (
по его словам от того будто, что немножко лишнее на нутро принял), но как бы там ни было, творя сей седален на хвалитех, он получил там сильную простуду и в результате оной перекосило его самого, как и его покойницу Катерину Астафьевну, но только с сообразным отличием, так что его отец Кондратий щелкнул не с правой стороны на левую, а с левой на правую, дабы он, буде вздумает, мог бы еще правою рукой перекреститься, а левою ногой сатану отбрыкнуть.
Жили в гостинице советские служащие, останавливались приезжавшие из уезда делегаты, красноармейцы и матросы с фронта. До поздней
ночи громко разговаривали, кричали и пели в коридорах, входили, не стучась, в чужие номера. То и дело
происходили в номерах кражи.
По мягким креслам ползали вши.
Балаган сгорел с народом, стало быть, во время представления, но,
по вине самого импровизатора или благовестников его славы, на сей раз выходило что-то немножко нескладно: дело, будто,
происходило ночью.
Вот какая история
происходила в этой квартире. Пропивши шаль, Путохин уж больше не возвращался домой. Куда он исчез, я не знаю. После того как он пропал, старуха сначала запила, а потом слегла. Ее свезли в больницу, младших ребят взяла какая-то родня, а Вася поступил вот в эту прачечную. Днем он подавал утюги, а
ночью бегал за пивом. Когда из прачечной его выгнали, он поступил к одной из барышень, бегал
по ночам, исполняя какие-то поручения, и его звали уже «вышибалой». Что дальше было с ним, я не знаю.
На дороге по-прежнему медленно тянулись к северу бесконечные обозы. У края валялись стащенные с дороги два солдатских трупа, истоптанные колесами и копытами, покрытые пылью и кровью. А где же японцы? Их не было.
Ночью произошла совершенно беспричинная паника. Кто-то завопил во сне: «Японцы! Пли!» — и взвился ужас. Повозки мчались в темноте, давили людей, сваливались с обрывов. Солдаты стреляли в темноту и били своих же.
Старик этот,
по мнению одних, был «колдун», «кудесник»,
по мнению других «масон», третьи же утверждали, что он был «оборотень». Никто не посещал старика, не было у него, видимо, ни родных, ни знакомых, только два раза в год, в определенное время и всегда
ночью, у «кровавого домика»
происходил съезд всевозможных, и городских, и дорожных экипажей. К старику собирались знатные бары, но что они делали там, оставалось неизвестным для самых любопытных, там ворота были высоки, а окна запирались плотными ставнями.
Ночь была темная, и приходилось ориентироваться
по вспыхивающим огонькам перестрелки, которая
происходила впереди деревни Гривинцы, занятой уже русскими войсками.
Как ни странно кажется с первого взгляда предположение, что Варфоломеевская
ночь, приказанье на которую отдано Карлом IX,
произошла не
по его воле, а что ему только казалось, что он велел это сделать, и что Бородинское побоище 80-ти тысяч человек
произошло не
по воле Наполеона (несмотря на то, что он отдавал приказания о начале и ходе сражения), а что ему казалось только, что он это велел, — как ни странно кажется это предположение, но человеческое достоинство, говорящее мне, что всякий из нас ежели не больше, то никак не меньше человек, чем великий Наполеон, велит допустить это решение вопроса, и исторические исследования обильно подтверждают это предположение.
С этою целью один раз
ночью Мошкин пробрался в капитанскую каюту, захватив с собою весь украденный пуд пороха, и заложил весь этот заряд целиком около того места, где спал Апты-паша, и подстроил под порох горящую головню; порох вспыхнул и
произошел взрыв, и «двадцать турок побросало в море»; но и сам Мошкин «обгорел
по пояс».
Произошло это
ночью, около того часа, когда должен был прийти он, и
по характеру напоминало мне ту ноябрьскую
ночь, когда была буря и с невидимой госпожой Норден случился припадок.